Автор: На страницах нашего журнала мы продолжаем рассказывать о возрождающихся храмах Саратовской митрополии. В их числе — храм в честь Воскресения Христова на Воскресенском кладбище Саратова.
Первое богослужение в возрожденном храме в честь Воскресения Христова на старом Воскресенском кладбище совершилось вечером 30 декабря 2017 года — в день памяти святого священномученика Петра Покровского, служившего в старой Воскресенской церкви, в той, которая стояла на месте нынешнего мемориала Николая Чернышевского и была разрушена в 1930 году. Нет, никто специально так не спланировал. Чудесное и вряд ли случайное совпадение…
Воскресенскому кладбищу почти два века: этот участок земли пожертвовал городу мещанин Алексей Пичугин. Саратовские кладбища к тому году были переполнены, особенно способствовала этому частенько посещавшая Саратов незваная гостья — холера; последний перед основанием кладбища ее визит пришелся на 1830 год. Именно тогда саратовский мещанин Алексей Пичугин пожертвовал городу принадлежавший ему участок земли — для захоронения умерших от страшной болезни. И он же к 1844 году построил на кладбище церковь, потому что кладбища без церкви в ту эпоху не могло быть в принципе. «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века» — многие кладбищенские церкви освящались и освящаются в честь Воскресения — Христовой победы над смертью. По завершении строительства храма кладбище, которое в народе привыкли уже называть Пичугинским, стало Воскресенским. При кладбище действовали две богадельни, мужская и женская — их здания сохранились, они превращены в жилые дома. Улочка, вводящая на кладбище, называется сейчас Пичугинским переулком, а в советские годы люди здесь жили по такому вот жутковатому адресу — Воскресенское кладбище, 1, 2, 3 и т.д.
Как место захоронения, кладбище не действует с 1977 года. Оно хранит много тайн, славных и страшных: о людях, лежащих здесь. можно написать не один десяток томов…
— И именно здесь, на территории кладбища, находится единственное доподлинно известное нам место захоронения наших новомучеников,— говорит настоятель возрожденного Воскресенского храма протоиерей Александр Домовитов,— место, где лежат их святые мощи. Они не обретены, конечно, и никогда уже не будут обретены, но мы знаем, что они здесь, мы можем прийти и поклониться им.
Действительно, в большинстве случаев мы лишь приблизительно знаем, где могли закопать расстрелянного: можем назвать город, к примеру, или район. А здесь, в глубине кладбища, есть особое страшное место — расстрельный ров (возможно, не единственный) эпохи Красного террора (1919 год). Что поразительно — верующие саратовцы почитали это место все советские годы. Там стоял сваренный из рельсов крест; в народе это называлось «могила пятерых убиенных» — именно столько здесь лежит священнослужителей. Когда безбожная власть закончилась, были установлены имена других расстрелянных — «классово чуждых» большевикам саратовцев. И сейчас там высится крест, только уже новый [1], и лежит плита с именами мучеников.
Среди них — протоиерей Геннадий Махровский, известный всему Саратову, 37 лет служивший в Троицком соборе, преподававший в семинарии, вырастивший восьмерых детей, двое из которых — молодой врач Константин Махровский и студентка высших женских медицинских курсов Надежда — незадолго до ареста отца по-своему положили души за други своя, погибли в борьбе с эпидемией сыпного тифа в Поволжье. Ордер на арест гражданина Махровского был выписан председателем ЧК не в связи с какими-либо конкретными действиями священника, а просто потому, что он священник и был кандидатом в Учредительное собрание. «Кандидат в Учредительное собрание» — только это и значилось в регистрационной карточке арестованного.
Рядом с отцом Геннадием лежит иерей Олимп Диаконов — активный миссионер, свидетель Корнеевского чуда (1917 год), один из авторов брошюры «Сказание о явлении чудотворных икон Божией Матери, именуемой Испанской, и великомученика Пантелеимона в селе Корнеевке, Николаевского уезда, Самарской губернии».
Здесь же — протоиерей Андрей Шанский, который летом 1892 года во время холерного бунта сумел одним только пастырским словом и крестом остановить обезумевшую толпу и спасти жизнь студента-медика. Тогда об отце Андрее писали все газеты, и он был награжден орденом святого князя Владимира.
И здесь же, в этой же братской могиле — прославленные в сонме новомучеников епископ Герман (Косолапов) и священник Михаил Платонов. Судебный процесс, который устроила новая власть над ними осенью 1918 года, стал истинным духовным противостоянием: спокойное бесстрашие отца Михаила обескуражило палачей: «…Обвинитель очень раздосадован,— говорил этот подсудимый в ходе процесса,— тем, что я очень спокойно вел вчера себя здесь, что мне предъявляются такие-то обвинения, и я так спокоен, высказываю свои монархические убеждения <…> Но, товарищи, я и сейчас спокоен, хотя вы и вынесете мне смертный приговор: разве я сказал, что небо пусто. Я верю, что небо не пусто, что там есть жизнь — и я не верю в смерть. Если вы меня убьете — я буду жить. Если вы говорите, что наука и религия есть что-то противоречивое, — я говорю — нет…»
Богослужения на месте расстрела жертв Красного террора проходили с начала 90-х годов. 4 февраля сего года, когда Русская Церковь совершала память своих новомучеников и исповедников, сюда пришли прихожане нового Воскресенского храма вместе с настоятелем, и отец Александр отслужил панихиду. Теперь это станет уже традицией Воскресенского прихода.
А вот протоиерея Владимира Воробьева и священника Петра Покровского в этой земле нет. Оба зарыты где-то в Казахстане.
Протоиерей Владимир Воробьев начал свое служение в Воскресенской кладбищенской церкви в 1907 году — ему было тогда 32 года — и служил до 1912 года, когда стал духовником Крестовоздвиженского женского монастыря. У отца Владимира и его супруги Ольги Николаевны, в девичестве Ливановой, было восемь детей. Но сколько же пришлось пережить этой семье…
Отец Владимир был очень ярким проповедником, мужественным, преданным Церкви человеком. В январе 1918 года он выступал перед участниками всенародного крестного хода, протестующего против большевицкого декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, и назвал этот декрет посягательством на основы православной веры. Дальнейший путь отца Владимира — череда арестов и голодных ссылок. Семья безропотно разделяла с ним все тяготы жизни при «власти рабочих и крестьян».
Неподалеку от Воскресенского храма — семейный склеп Ливановых. В нем покоятся тесть отца Владимира протоиерей Николай Ливанов и его дочь Ольга Николаевна — супруга священника, скончавшаяся в апреле 1935 года, это было как раз «окошко» свободы перед последним арестом отца Владимира. Похороны жены священника по православному обряду, участие в этих похоронах многих верующих породили донос в органы с чудовищными по своему цинизму формулировками: «Кладбищенские рабочие вынуждены были ждать, пока поп Воробьев не отпоет труп своей родни».
Последняя ссылка отца Владимира — поселок Семиярка Восточно-Казахстанской области; там отбывали срок, кроме 62-летнего отца Владимира, еще шесть священников. И все они были арестованы за «распространение контрреволюционных слухов» и расстреляны в ноябре 1937-го.
Петр Иванович Покровский родился в 1873 году в семье сельского священника. Окончил Саратовскую духовную семинарию, учительствовал. В 1899 году был рукоположен во иереи. Вместе с супругой Надеждой Васильевной воспитывал шестерых детей. Старшему, Борису, было шестнадцать, а младшей, Юле, всего четыре, когда произошла революция, и началось хождение по мукам. В одном из следственных дел новомученика упомянуто, что в первые годы советской власти он «привлекался органами ЧК-ОГПУ к ответственности 3 раза за контрреволюционную деятельность».
В Воскресенскую кладбищенскую церковь в Саратове отец Петр был назначен в 1924 году — преосвященным Андреем (Комаровым), епископом Балашовским, временно управляющим Саратовской епархией. Но приступить к служению вновь назначенный священник не мог, его просто-напросто не пускали в храм, захваченный так называемыми обновленцами, или живоцерковниками. Настоятель храма, протоиерей Сергий Ледовский, как и многие духовные лица в ту пору, уклонился в обновленчество. Отец Петр, категорически отвергавший «живую церковь», оказался без прихода. Он совершал панихиды и отпевания — для тех православных, которые также сохраняли верность Церкви и не хотели, чтобы их близких провожали в вечность «красные попы». Влияние отца Петра на верующих чувствовалось очень хорошо, и он, конечно, раздражал власть. Тем более, что ее попытка разрушить Церковь изнутри с помощью обновленцев явно не удавалась — как по всей России, так и в Саратове: сначала настоятель Воскресенского храма, а затем и вся потянувшаяся было за ним в «живую церковь» приходская община принесли покаяние и вернулись под омофор Патриарха Тихона. Видя в этом «руку» священника Покровского, ОГПУ арестовало его со следующей мотивировкой: «используя религиозные предрассудки, вел контрреволюционную агитацию к дискредитации политики Советской власти по религиозному вопросу». За этим последовала ссылка в Тверь, затем возвращение в Саратов и новый арест. На сей раз за «контрреволюционную агитацию, направленную на распространение провокационных слухов о войне» (1936 год!). Отца Петра сослали в Восточный Казахстан, но и там спокойно жить не дали. Ноябрь 1937 года — последний арест, декабрь — расстрел. Ему было 64 года.
…Начинать на новом месте всегда трудно, а здесь, на кладбище — особенно. Но наедине с трудностями отец настоятель не остался. Небольшая приходская община уже сложилась, многие пришли сюда, в этот храм, потому что давно знают и любят отца Александра. Крупных, состоятельных жертвователей у храма пока нет, но прихожане на них и не рассчитывают — решают проблемы своими силами.
— Великим постом мы с прихожанами вместе решили собрать деньги на Плащаницу,— рассказывает отец Александр,— и собрали, но этим не закончили: люди сами предложили продолжить сбор средств, и мы смогли заказать для храма Распятие.
В храме очень добрая, теплая атмосфера, каждого входящего встречают улыбкой — это не просто слова, поверьте, это действительно так.
Жители Пичугинского переулка и соседних с кладбищем улиц тоже потянулись в новый храм. Не массово, конечно, нет, понемножку, но заходят: кто на Пасху, кто просто в воскресенье. О том, что на Воскресенском начала действовать церковь, сообщает информационный баннер на воротах кладбища.
Память об усопших, неутихающая скорбь о них — это то, что заставляет человека задуматься о вечности. Прямо напротив храма — памятник Николаю Ивановичу Вавилову, всемирно известному биологу, генетику, селекционеру, замученному в саратовской тюрьме, скончавшемуся в январе 1943 года.
Это так называемый кенотаф, символическая могила. Существует другая могила, обозначенная оградкой и скромным памятником, но ее следует, наверное, назвать предположительным местом погребения ученого. По свидетельству его сына, доктора физико-математических наук Юрия Вавилова, семья узнала о кончине Николая Ивановича лишь летом того же 1943 года. Его родной брат, выдающийся физик, специалист в области оптики, с 1945 года Президент АН СССР Сергей Вавилов, находившийся вместе с Государственным оптическим институтом в эвакуации в Йошкар-Оле, записал в своем дневнике:«5 июля 1943 г., Йошкар-Ола. Страшная телеграмма от Олега (сына Н.И. Вавилова.— Прим. ред.) о смерти Николая. Не верю. Из всех родных смертей самая жестокая. Обрываются последние нити. Реакция — самому умереть любым способом. А Николаю так хотелось жить. Господи, а может, всё это ошибка?» То, что это не ошибка, Сергею Ивановичу подтвердили в НКВД лишь в октябре 1943-го — официальной бумагой: так он узнал точную дату смерти брата. И 26 января 1944 года записал: «Сегодня год со дня смерти Николая. Как он умирал? Ничего не известно». В январе текущего года исполнилось 75 лет со дня мученической кончины великого русского ученого. По словам отца Александра, к нему обратился сотрудник Аграрного университета, который, напомню, носит имя Вавилова, и попросил совершить панихиду о рабе Божием Николае.
В двух минутах ходьбы от храма — самая посещаемая могила старого кладбища. К епископу Вениамину (Милову), оставившему дольний мир в 1955 году, люди шли при всех властях, идут и сегодня — и за духовной поддержкой, и за простой житейской помощью. И как не надеяться, что молитва этого удивительного Владыки поможет приходу и настоятелю возрожденной кладбищенской церкви.
Небольшой белый храм похож на кораблик в море могил. И, когда стоишь в нем службу, особенно пасхальную, а потом, выйдя наружу, видишь бесчисленные кресты и памятники — очень хорошо чувствуешь, что у Бога все живы.
Храм в честь Воскресения Христова на Воскресенском кладбище построен по программе «Двадцать храмов Саратова». Началось его возведение в феврале 2016 года. В мае был совершен чин основания храма. Спустя год — в феврале 2017 года — были освящены кресты и купола для строящегося храма, а 31 декабря — совершены чин положения антиминса и первая Божественная литургия в храме.
[1] Старый крест исчез, став, скорее всего, добычей охотников за металлом
Использованы материалы священника Максима Плякина, краеведов Валерия Теплова и Евгения Лебедева
Саратовские епархиальные ведомости № 4, апрель 2018 г.
[Марина Бирюкова]
